Михаил Юрьевич Брайчевский
Утверждение христианства на Руси
Крещение Бравлина
Вторая половина VII—VIII в.
в истории Византийской империи является наиболее бурным и темным периодом.
Глубокий социальный кризис, поставивший страну перед перспективой тотального
краха, не только имел прямое отношение к религиозно-церковным делам, но и
приобрел форму иконоборчества, то есть сугубо идеологического движения.
Глубинные общественные процессы были завуалированы церковной политикой
императоров-еретиков (Лев III Исаврин (717—741) и его преемники), что
привело к падению авторитета константинопольской кафедры.
Для идеологического развития
Северного Причерноморья междоусобная борьба внутри византийской церкви имела
далеко идущее значение. Северо-Восточный Крым превратился в своего рода место
ссылки (или убежище?) для стойких сторонников ортодоксии. Эта область в то
время находилась под властью Хазарского каганата, известного своей религиозной
терпимостью, и административно выходила за пределы византийской юрисдикции.
Здесь находили убежище опальные противники официально утвержденной
иконоборческой доктрины. Последнее, несомненно, активно содействовало
распространению христианства (именно в его православной форме) среди местных
племен.
В числе известных деятелей,
оказавшихся в этом глухом уголке христианской Эйкумены, был и Стефан Сурожский,
прозванный Исповедником. Факты его жизни известны исследователям в ограниченных
рамках: в 767 г .
он был подвергнут репрессиям со стороны императора Константина Копронима и,
спасаясь от преследований, бежал в Сурож (современный Судак) в Тавриде. Через
20 лет, уже сурожским епископом, принимал участие в VII (2-м Никейском)
соборе.
Одной из заслуг Стефана перед
церковью считается его миссионерская деятельность, благодаря которой были
обращены в христианство много язычников. Подобная деятельность, по церковной
легенде, продолжалась и после его смерти. Среди чудес, сотворенных Стефаном
Сурожским, его «Житие» называет крещение славянского (русского) князя Бравлина.
До нас дошли две редакции «Жития
Стефана Сурожского» — короткая и распространенная. Первая известна в греческом
оригинале и древнерусском переводе. Она лаконична, рассказ о посмертных чудесах
святого (в том числе и история Бравлина) в ней отсутствует. Распространенная
редакция сохранилась только в древнерусском переводе, осуществленном в
XVI в. ученым кружком митрополита Макария. Отсутствие греческого оригинала
давало основание отрицать аутентичность произведения. Глубокое исследование
В.Г. Васильевского, подтвержденное и развитое советскими учеными и учеными
социалистических стран, убедительно доказало достоверность утраченного
оригинала.
Эпизод крещения русского князя
составляет содержание специального параграфа: «О прихожденiи ратiю к Сурожу
князя Бравлина изъ Великого Новаграда». Приводим его полностью: «По смерти же
святаго мало лђтъ миноу, прiиде рать велика роусскаа изъ Новаграда князь
Бравлинъ силенъ зђло, плђни отъ Корсоуня и до Корча, съ многою силою прiиде к
Соурожу, за 10 дьнiй бишася злђ межоу себе. И по 10 дьнiй вниде
Бравлинъ, силою изломивъ желђзнаа врата, и вниде въ градъ, и земъ мечь свой. И
вниде въ церковь въ святую Софiю, и разбивъ двери и вниде идђже гробъ святаго,
а на гробђ царьское одђало и жемчюгь, и злато, и камень драгый, и кандила
злата, и съсудовъ златыхъ много, все пограбиша. И в томъ часђ разболђся,
обратися лице его назадъ, и лежа пђны точаше, възпи глаголя: «Великъ человђкъ
свять есть, иже зде, и оудари мя по лицу, и обратися лице мое назадъ». И рече
князь боляромъ своимъ: «Обратите все назадъ, что есте взяли». Они же възвратиша
все, и хотђша и князя пояти оттуду. Князь же възпи, глаголя: «Не дђите мене да
лежу, изламати бо мя хощетъ единъ старъ святъ моужь, притисну мя, и душа ми
изити хощетъ». И рече имъ: «Скоро выженђте рать изъ града сего, да не възметь
ничтоже рать». И излђзе изъ града, и еще не въстаняше, дондеже пакы рече князь
боляромъ: «Сiи възвратите все, елико пограбихомъ священныя съсоуды церковныя и
Корсоуни и в Керчи и вездђ. И принесите сђмо все, и положите на rpoбђ
Стефановђ». Они же възвратиша все, и ничтоже себђ на оставиша, но все принесоша
и положиша при гробђ святаго Стефана. И пакы въ ужасђ, рече святый Стефанъ къ
князю: «Аще не крестишися въ церкви моей, не възвратишися и не изыдеши
отсюдоу». И възпи князь глаголя: «Да прiидоуть попове и крестят мя, аще въстану
и лице мое обратится, крещуся». I прiидоша попове, и Филаретъ архiепископъ, и
молитву сътвориша надъ княземъ. И крестиша его въ имя Отца и Сына и Святаго
Духа. И обратися лице его пакы. Крестиша же ся и боляре вси, но еще шiа его боляше.
Попове же рекоша князю: «Обђщайся Богоу, елико отъ Корсуня до Корча что еси
взялъ плђнникы моужи и жены и дђти, повели възвратити вся». Тогда князь повелђ
всђмъ своимъ вся отпустиша кождо въ своясiи. За недђлю же не изиде изъ церкви,
донелиже даръ даде великъ святомоу Стефану, и градъ, и люди, и поповъ почтивъ
отъиде. И то слышавше инiи ратнiи и не смђаху наити, аще ли кто наидяше, то
посрамленъ отхождааше».
Конечно, в данном отрывке
присутствуют самые банальные признаки житийной деформации, но сам факт военной
экспедиции русского князя вряд ли можно отрицать: подобные агиографические
предания всегда основываются на реальных фактах, хотя и подвергают их
определенной обработке. Мотив неожиданной болезни и чудесного исцеления,
возможно, является результатом церковной интерпретации совсем не фантастических
событий. Медицински точное описание болезни (эпилептический припадок)
заставляет думать, что она не придумана и инцидент действительно имел место.
По утверждению Жития поход
Бравлина состоялся вскоре после смерти святого («мало лет минуло»). К
сожалению, точного времени его кончины мы не знаем. Исходя из даты рождения
(700—701 гг.) можно предположить, что это произошло еще до конца
VIII в. Следовательно, в Крыму Стефан оказался уже пожилым человеком, а во
2-м Никейском соборе принимал участие в глубокой старости. Таким образом,
наиболее вероятно, что Русь напала на Сурож в начале IX, возможно, в конце
VIII в. В то время она стояла на пороге своего подъема.
Проникновение восточных славян в
Тавриду началось еще в первые столетия нашей эры, что засвидетельствовано
материалами черняховской культуры и раскопками крымских некрополей того времени
(могильники Инкерманский, Чернореченский, Харакс и др.). Имя «ант» (αντας
παπι (оν) или (ος, помещенное в одной из боспорских надписей III в.,
некоторые исследователи считают первым хронологическим упоминанием этнонима «анты»
и свидетельством заметной роли, которую выходцы из славянских земель играли в
общественной жизни Восточного Крыма.
В VII—VIII вв. активность
славянских переселенцев в Крыму, повышается. Еще Н.С. Барсамов обратил
внимание на наличие интенсивного славянского материала в культурных слоях
Тепсенского городища в Коктебеле, расположенного в 25 км (однодневный
переход) от Сурожа. Несмотря на скептическую позицию И.И. Ляпушкина и
некоторых других археологов, вывод Н.С. Барсамова был подтвержден не
только новыми исследованиями на Тепсене (В.П. Бабенчиков), но и
материалами раскопок на Керченском п-ове (Тиритака, Илурат), в Пантикапее,
который в конце I тыс. н. э. стал славянским г. Корчевом. Как
известно, славянская миграция охватила и азиатскую сторону пролива
(древнерусская Тмутаракань).
В советской историографии в 40-е
и 50-е годы развернулась дискуссия о времени возникновения древнерусской
Тмутаракани. Предметом обсуждения стал вопрос о времени образования
Тмутараканского княжества и его перехода под власть Киева, что произошло,
по-видимому, при Владимире Святославиче, возможно, к концу его правления, то
есть уже в XI в. Однако отсюда не вытекает, что и начало славянского
заселения Восточного Крыма и Тамани относится именно к этому времени. Начался
этот процесс намного раньше. Возникновение здесь древнерусского княжества было
подготовлено длительным процессом предварительной колонизации. Наиболее
активная славянизация Восточного Крыма и Таманского п-ова происходила после
восстания Иоанна Готского, гражданской войны в Хазарии, спровоцированной
реформами царя Обадии, и утраты каганатом позиций в Причерноморье и Приазовье.
Это — время существования
древнерусской Арсании, то есть конец VIII — начало IX в., на которое
приходится экспедиция Бравлина. Позднее, в середине IX в., Азовская Русь,
очевидно, попадает в сферу влияния Киева.
Имя русского князя, безусловно,
славянское. Титул «князь», вне сомнений, является поздним элементом, что
целиком остается на совести переводчиков XVI в. Какой термин стоял в
греческом оригинале и был истолкован книжниками Ивана Грозного — можно только
догадываться. Скорее всего, это было ”Αρχον”, которым греки Χ—ΧΙ вв.
называли древнерусских правителей. Реальным титулом Бравлина слово «князь» быть
не могло, так как в языковое употребление Руси оно вошло после переворота 882 г . и
утверждения в Киеве норманской династии Рюриковичей.
Поздним элементом, внесенным
книжниками XVI в., следует признать и название города, откуда прибыл
«житийный князь» — «Великий Новгород». Ассоциация с «Господином Великим
Новгородом» над Волховом возникает совершенно естественно и сама по себе
является убедительным опровержением. Волховского Новгорода на рубеже
VIII—IX вв. еще не существовало. Он заложен почти на столетие позже — в 873 г . Впрочем,
интерполяцией, возможно, является только эпитет «Великий», прибавленный
переводчиками в заголовке параграфа к хорошо знакомому названию по соображениям
исторической условности. «Новгородов» («новых городов») на Руси было множество.
Далеко не все названия того времени дошли до наших дней — и не все они
своевременно зафиксированы письменными источниками.
Распространение христианства в
Восточной Славянщине на рубеже VIII—IX вв. стало наиболее острой и актуальной
проблемой. Новая вера решительно прокладывала себе путь, приобретая на Руси
солидную поддержку. На повестку дня стала официальная христианизация Руси.
Комментариев нет:
Отправить комментарий